Сколько бумаг пришлось разобрать за сегодня. Обычно он подписывал сотни распоряжений, писал десятки страниц распоряжений и собственных сочинений. Но сегодняшний день был особым. День последних приготовлений, а значит работы становилось в несколько раз больше. Директор любил труд: он придавал сил и бодрил. Безделье сводило старика с ума. Он планировал каждую секунду своего времени, чтобы выполнить как можно больше дел. Безделье означало недостаток организованности и ритма вокруг, а ощущение беспорядка раздражало его ничуть не меньше.
Рука устала подписывать бесконечные документы, но эта боль придавала уверенность. Уже скоро начнется величайший проект в истории государства.
Скрип двери. К директору никого не пускали без регистрации секретаря. Давно он не мог припомнить проявления такой наглости. Это было интригующе, любопытно. В его голове пролетела мысль, что это точно не мог быть вестник плохих новостей: не сегодня.
Дверь распахнулась, и в большой кабинет вошла женщина. Высокая, в строгом черном платье и перчатках. Длинные темные волосы, и глаза- Он не мог поднять взгляд на эти глаза. Буквально. Не мог смотреть на гостью так, чтобы её глаза оказывались в его поле зрения. Почему его собственные глаза не слушались приказов разума? Но он уже знал ответ. Этот отверг повергал в ужас.
Она пришла за ним. Именно сегодня. Из-за того, что он был намерен сделать. Никто не знал, что она в его кабинете. Звать на помощь было бесполезно. Но директор был горделив, и звериный страх в нем медленно уступал место гневу: ощущение уязвленного превосходства, презрение к собственному страху.
Его вид не выдавал эмоций, но чиновник понимал, что на кону была жизнь. Женщина медленным шагом подошла к одному из стульев, поставленных напротив широкого стола директора, молча села и взяла с него газету с утренней сводкой новостей. Она просто читала, не обращая на него внимания.
— Чем я обязан твоему появлению? — оборвал тишину директор, не выдавая голосом беспокойства. Хотя он сомневался, что во всем это был смысл: она могла раздавить его как муравья.
Некоторое время она ничего не отвечала, продолжая листать газету.
— Не предложишь чашечку чая? — абсолютно нейтральным, возможно, почти дружелюбным голосом спросила она.
— Конечно, — директор нервно рассмеялся и подошел к столику с закусками, где, к счастью, стоял полный чайник и чистые чашки. — Извини.
Только вода уже давно остыла.
— Не волнуйся, там кипяток. — сказала она, почти улыбнувшись. Он не мог понять её эмоции и даже мимику, как будто он смотрел на неё сквозь мутное стекло.
“Конечно, там кипяток.” — подумал он. Ручка чайника обжигала. Он собрал в кулак весь свой гнев, чтобы не поддаться ужасу.
Директор осторожно налил в чашку заварку, потом кипяток и подал готовый чай гостье.
— Новый вкус, — она с удовольствием (или безэмоционально?) сделала первый глоток из чашки с кипятком. — Из недавно присоединенного к нам государства кольца? Просто настолько волшебные нотки абрикоса: такие ведь умел выращивать только Анти.
Директор точно знал, что в чайнике был обыкновенный листовой чай из провинции, но теперь он чувствовал запах фруктов в воздухе, ощущал тепло солнца, которое всегда было таким нежным во дворе Анти, свергнутого короля той земли. Когда-то их товарища. Если она хотела показать свое превосходство чертовщиной, то пока что всё получалось.
— Думаешь, во дворе старого Анти тебе возведут статую? — спросила она, сделав еще один глоток.
— Я не понимаю. — нервно ответил директор.
— Народ тебя любит и даже возводит тебе статуи. Так будет и там, со временем, — объяснила она. — Ведь ты приучишь их себя любить? — в последних словах ощущалась легкая нотка угрозы.
— Значит ты здесь поэтому? — выдохнул он, ощутив прилив уверенности, который удивил его самого.
— Статуи возводят идолам, Сейруф. А ты помнишь, как поступают с идолами? — запах фруктов в комнате заменила острая вонь пепла. Директор, которого по настоящему имени никто не называл уже много лет, закашлял, но быстро понял, что новый запах был иллюзией (как и прошлый?) и взял себя в руки.
“Она пришла за моей головой. Так почему она не отсечет её сейчас?” — тот факт, что он оставался в живых придавал ему храбрости. Ощущение смертельной угрозы вперемешку с осознанием собственной важности опьяняло.
— Людям нужна опора.
— Ты? — брезгливо, практически с омерзением спросила женщина. Он впервые услышал настоящую эмоцию в её словах. Увидел гримасу её презрения.
— А кто еще? — самоуверенно поинтересовался Сейруф. — Твой Темный Рыцарь в могиле. А я делаю из Пламени то, о чем не смел мечтать даже он! — практически прокричал директор.
— Ты ведь восстановил церковь, правильно? Значит теперь иконы будут рисовать с тобой? — гостья наклонилась вперед с задумчивым видом. — Это же безвкусица.
“А почему бы и нет?”
Запах горящей древесины и масел.
— Давно ты вернулась и следишь за новостями?
— Я никуда не уходила, — женщина развела руками. Это была плохая новость, ведь согласно донесениям она исчезла еще несколько лет назад.— Но ты уходишь от разговора: зачем тебе храмы, Сейруф?
— Людям нужна опора, и если церковь дает им её, то пускай.
— Какую опору ты построишь на балках из агентов вместо жрецов?
— Ты осудила меня за возрождение культа. Но то, что это ширма тебя тоже не устраивает? — разозлился директор. — Я верен только доктрине! Я держу их всех на коротком поводке. — он с трудом сдержался, чтобы не ударить кулаком по столу.
— Существование и работа таких храмов уже противоречит доктрине, — она устала вздохнула. — Ты думаешь, я не понимаю, что ты затеял? Я только хотела увидеть ответ на вопрос: “Зачем?”, и прочитать его на твоем лице.
— Я правлю этой страной! Думаешь, что можешь судить меня!? — закричал Сейруф. — Ты ходячее противоречие! Ты сама воплощенное предательство! Думаешь, что можешь угрожать мне!? Могла бы убить — убила!
“Знать бы только почему, ты этого не можешь.”
— Не я сделала себя такой. — с ноткой грусти сказала она, посмотрев в окно. — Предать — это пойти против своей природы, клятв и братства. Как это сделал ты.
— Я не буду терпеть угрозы от чудовища, которого и существовать не должно! — звучный удар кулаком по столу. До боли в костях. — Делай, что хочешь, ведьма, но когда я сам стану нашей доктриной, за свой выпад ты исчезнешь со страниц истории.
Бумаги на столе директора загорелись. В панике он побежал за чайником и потушил из ниоткуда возникший огонь. Все подписанные им бумаги, все написанные им за неделю сочинения обратились в пепел.
— Если ты про эти страницы, то я помогу. — она улыбнулась впервые за всю встречу. — Было приятно тебя увидеть.
Он дрожал от злобы, а она спокойно встала и вышла из кабинета. Директор мог бы вызвать охрану, но её уже наверняка не было в здании.
***
Унылая и мрачная пещера посреди бескрайних снегов: не примечательная ничем кроме металлической трубы диаметром в метр, которая проходила под сводом пещеры: одна из множества вен, тянувшихся на головокружительное расстояние. Только к этой были подключены провода, питавшие десяток странных коконов из железа, которые лежали на полу пещеры. Каждый размером со взрослого человека. Воина.
Дюжина её алых глаз отражалась на зеркальной поверхности этих сосудов. Она устало вздохнула. Она обладала силой, но не могла её применить. Практически тонула в собственной беспомощности. Она не могла поднять руку на своих детей.
“Но есть и другие способы.” — грустно улыбнулась она. “Главное, не сделать всё еще хуже.”
Увы, этого опыта в её жизни было уже слишком много.
Комментариев нет:
Отправить комментарий