Два человека стояли в кромешной тьме и уже долго о чем-то говорили. Будто это была их первая встреча за многие годы. Они прекрасно видели друг друга во мраке, ведь на самом деле, общались с помощью древнего переговорного устройства, соединявшего мысли людей. Странник со Змеем находился здесь без своего спутника: змей, будучи частью его, в этом пространстве стал бронзовым украшением, обвившимся вокруг левой руки человека. Потому что собеседник знал, кем был змей: раз он лишь второй голос своего создателя, то пусть тот озвучивает всё самостоятельно. Ведь в этом пространстве воспоминания и знания о собеседнике могут изменить его облик. А этот человек считал змея маской Странника.
Странник видел собеседника таким, как тот был лет пять назад, когда между ними еще не было стены: немного моложе, без лысины. Когда всё было иначе. Впрочем, собеседник это заметил и щелчком пальца вернул себе нынешний вид. Как и всегда, за его спиной парили десятки маленьких стеклянных осколков, переливавшихся всеми цветами радуги. Но теперь Странник мог разглядеть, в какую фигуру они собирались. Огромные крылья, стремящиеся поднять своего хозяина к невиданным вершинам. Когда-то он был Маяком для Странника, но теперь его свет принадлежал лишь ему одному.
Беседа всё продолжалась. Маяк был откровеннее, чем мог надеяться Странник. Поэтому он рискнул задать более личный вопрос.
— Ты исчез сразу же, как начался Багровый Прилив. Значит ты готовился к побегу из Республики. Как давно? — без укора спросил Странник.
— Когда начал интересоваться историей, — Маяк позволил себе нервный смешок. — А я ведь всегда считал её мусором, — его глаза заблестели, и он поймал взгляд Странника. Маяк всегда смотрел так, если хотел поделиться секретом. — Когда ты приезжал в наш город, я всегда ждал тебя на одном и том же месте: в парке, на скамейке с видом на машиниста, — он улыбнулся. — Я никогда тебе не рассказывал. Что-то вроде ритуала. Но когда я прошел мимо этого места пару лет назад, чтобы набрать оттенков в осколки зеркал, — улыбка исчезла, он осекся и опустил взгляд, пытаясь подобрать слова. — В спектре, на месте скамейки была чернота, эхо вопля, от которого резало уши, а еще запах гари, — Маяк замолчал, и в его ладонь опустился маленький осколок стекла: он почернел. Стал пугающей бездной, на фоне которой тьма пространства мыслей казалась слепящим солнцем. — Я коснулся этой пустоты и онемел от боли. Ужасная, страшная агония. Женщины, которая сожгла себя заживо.
Маяк смотрел в глаза Странника. В это мгновение между ними не было стены. Человеку-с-зеркалами всё еще было страшно вспоминать об этом. Его ладони, державшие черный осколок, дрожали. Странник осторожно взял старого товарища за руку и повернул его ладонь, чтобы осколок выпал из неё в бескрайнюю пустоту. Странник быстро убрал свою руку.
— Я читал о ней в газете. Опальная газетчица, совершившая самосожжение. — выпалил Странник. Он, действительно, вспомнил эту историю, но еще хотел отвлечь Маяка от своего жеста.
— Да, и я хотел узнать, почему, — выдохнул он и кивнул, дав понять, что всё в порядке. — Это ведь было непростое место: в гранях спектра оно танцевало красками и яркими эмоциями. Десятки лет историй о путешествиях, прощаниях, воссоединениях. Поэтому я и выбрал эту самую точку, и вот она оборвала свою жизнь именно там. Это не могло быть случайностью, — он поднял голову и прикусил губу. Странник помнил это выражение лица: Маяк пытался решить загадку. — И я слышал-слышал еще один крик, который предшествовал её физической агонии. Но сам понимаешь, за смертью от огня его было не услышать. Поэтому я хотел узнать: почему?
«Прагматик и исследователь.» — подумал Странник, скрыв эти мысли от собеседника.
— Я… я тоже прочитал о её смерти в газетах, — Маяк запинался, ему было сложно подбирать слова. — Забрал в библиотеке архив её работ. Она мыслила как ты. Похожие взгляды, — во взгляде Маяка читалось одобрение. — Только она отдала всю себя на эту борьбу, — а теперь беспокойство. — Я не знаю, она сломалась? Что это был за крик? Призыв. Но к чему? Я раньше никогда об этом не задумывался: я понимал тебя и других, и в принципе, был согласен, что с Республикой что-то не так. Но никогда не задавался вопросом: каково это — действительно, жить с этим? Жить в другом… спектре?
«Ты боишься, что я закончу как она.» — Странник снова оставил мысль при себе.
— Но я все равно не мог понять почему и тогда взял слепки твоих ключей, чтобы прочесть погребённые книги. Чтобы узнать историю нашей родины. Дни напролет я читал и читал. Тогда я понял: она убила себя, просто потому что жила здесь. Потому что такова Республика, на самом деле, — голос Маяка стал уверенным. — Тогда я и решил, что не кончу также. Она выбрала специальную точку, которую могли распознать только те, у кого тоже есть дар, и оставила после себя крик, чтобы её услышали такие как мы. Я услышал: возможно, так никогда и не пойму истинный смысл послания, но свой вывод я сделал. Я не хочу, чтобы цепи, про которые ты столько рассказывал, придушили и меня.
Маяк не озвучил никаких подробностей, но в них не было нужды. Когда между ними не было стен, они понимали друг друга с полуслова, с одного взгляда. Раз сегодня стен не было, Странник тоже решил поделиться тем, что мучило его последнее время.
— Меня мучает чувство вины за то, что за все эти годы я сделал недостаточно. Я пытался что-то изменить, но ведь мог сделать больше. — эти слова прозвучали как крик о помощи, каждое слово давалось через силу и стыд.
— А я вот вообще ничего не делал, — грустно рассмеялся Маяк. — Я даже знаю, что меня ты в этом не винишь.
И это была правда. Здесь у Странника не было ответа.
— Я мог бы сделать что-то. Может, эта женщина бы не умерла. Тебе бы не пришлось бежать. — Странник с трудом сдерживал наплыв эмоций: не все из которых относились к этому разговору.
— Не бери на себя слишком много, — задумчиво ответил товарищ. — Вообще меньше думай о прошлом.
Странник кивнул.
— Одни говорят, что мы должны бежать из Республики, потому что оставаясь здесь, мы оказываем немую поддержку Багровому Приливу как своим бездействием, так и внесением своей лепты в работу машины. А другие считают побег проявлением трусости, ведь если жертвы прилива не бегут и сражаются, какое право бежать имеем мы?
Странник узнал этот нахмуренный взгляд Маяка, который обычно значил: “Какая разница, кто там что думает.”
— Это чушь. У каждого человека своя жизнь, и только тебе решать, как распоряжаться своей. Могут потребоваться десятилетия, чтобы избавить это королевство от яда, — на секунду крылья за его спиной блеснули темно-зеленым оттенком той желчи, которая отравила столь многих жителей Республики. — Или оно очистится огнём сейчас, но я такого никому не пожелаю, — а в это мгновение Странник увидел в осколках языки пламени и услышал во тьме крики. — Если ты готов посвятить свою жизнь борьбе и понимаешь тяжесть этого решения, то пускай. — Маяк развел руками. — Но только ты можешь сделать за себя этот выбор. Ты не обязан жертвовать собой. Ты можешь просто жить. Я не собираюсь умирать здесь из-за того, что мне просто посчастливилось тут родиться. Это ни к чему меня не обязывает. Я и бороться не собираюсь: сотру с себя всякую марку того, что когда-либо был здесь. У меня своя жизнь, свои мечты. У тебя ведь они тоже были.
Человек-с-зеркалами был вымотан разговором, еще больше искренних речей он себе позволить не мог. Странник почувствовал, как между ними снова вырастает стена. Ему было немного обидно, но он был благодарен за этот долгий диалог. А еще ему было неприятно от того, что он до сих пор принимал эти моменты так близко к сердцу.
Человек с зеркалами был как всегда прав. Когда-то у Странника была мечта, и он видел её в отражении осколков, из которых состояли крылья того, кто стоял перед ним. Да, его мечтой было сделать человека с зеркалами королем. Но всё это осталось в прошлом. А самому сделать выбор было куда сложнее, правильный он или нет…
Комментариев нет:
Отправить комментарий